Роберт Хайнлайн - Дорога славы [Дорога доблести]
Хорошего про «Святого» сказать можно было только одно. Стар считает, что он был самым неудачливым императором во всей этой длинной цепи, обладая талантом делать не то, что нужно, из благочестивых побуждений, так что она научилась от него большему, чем от кого-либо другого; он совершил все мыслимые ошибки! Он был убит разочарованными клиентами спустя всего лишь пятнадцать лет, а этого времени не может хватить на то, чтобы исковеркать такую громадину, как Империя Двадцати Вселенных.
Его Мудрость СХХХVIIЕ оказался Ею – и Стар на два дня пропала. А когда вернулась, объяснила:
– Так надо было, милый. Я всегда считала себя отъявленной шлюхой, но она потрясла даже меня.
– Кто это?
– Я не скажу ни слова, сударь. Я подвергла себя интенсивной обработке, чтобы похоронить ее там, где она тебе никогда не встретится.
– Меня разбирает любопытство.
– Я знаю, и именно поэтому я вонзила кол в ее сердце – задача не из легких, я прямой ее потомок.. Но мне было страшно, что она понравится тебе больше, чем я. Ох и проститутка, слов нет!
Меня до сих пор разбирает любопытство.
Большинство из них были людьми неплохими. Но брак наш протекал бы глаже, если бы я не знал об их существовании. Лучше иметь жену маленько с придурью, чем состоящую из нескольких взводов, в которых большинство мужчин. Моему либидо не приносило пользы то, что их призрачное присутствие давало знать о себе даже тогда, когда во главе стояла собственная личность Стар. Однако должен признаться, что Стар знала мужчин лучше, чем кто бы то ни было из женщин в любой истории. Ей не нужно было гадать, что доставит удовольствие мужчине; ей по «опыту», было известно об этом больше, чем мне, – и делилась она своими уникальными знаниями открыто и без стыдливости. Мне бы не стоило жаловаться.
А я жаловался, я винил ее за то, что она была другими людьми. Она переносила мои несправедливые жалобы лучше, чем я переносил то, что считал несправедливым в своем положении vis-a-vis со всей этой ордой призраков.
Однако призраки эти были не самым худшим злом. У меня не было дела. Я имею в виду не сиденье с девяти до пяти, а по субботам стрижка травы и вечерняя попойка в загородном клубе. Я хочу сказать, что у меня не было цели. Видали когда-нибудь льва в зоопарке? Свежее мясо строго по графику, самок приводят, охотников бояться не надо, У него есть все, что нужно, – верно?
ТАК ПОЧЕМУ ОН СКУЧАЕТ?
Сначала я даже не осознавал, что стою перед проблемой. У меня была красивая и любящая жена; богат я был до того, что нельзя и сосчитать; жил в роскошнейшем доме в городе красивее любого земного; все, кого я встречал, хорошо ко мне относились. Лучшим сразу после чудесной моей женушки было то, что я обладал неограниченными возможностями «пойти учиться» в дивном не по-земному смысле, без обязательного условия скакать за кожаным мячом. Да и за некожаным тоже. Мне не надо было останавливаться; я располагал любой мыслимой помощью. Я вот что хочу сказать: представьте, что Альберт Эйнштейн бросает все, чтобы помочь тебе по алгебре, или «Рэнд Корпорейшн» и «Дженерал Электрик» объединяются для создания технических средств обучения, чтобы тебе что-нибудь стало ясно.
Такая роскошь почище любого богатства.
Вскоре я понял, что не могу выпить океан, даже поднесенный к самым губам. Знание на одной только Земле разрослось так наглядно, что его не охватить никому. Представьте, каков его объем в Двадцати Вселенных, где у каждой свои законы, своя история и одна Стар знает сколько цивилизаций.
Поступающим на работу на кондитерские фабрики всячески помогают съесть, сколько влезет. Вскоре они, пресыщаются.
Я так и не пресытился окончательно: в знании разнообразия больше. Но учебе моей не хватало цели. Тайное Имя Бога в Двадцати Вселенных обнаружить не проще, чем в одной, – и все прочие предметы по размеру одинаковы, если нет природной склонности.
Склонностей у меня не было, я был дилетантом. Я понял это, когда увидел, что моим наставникам скучно со мной. Поэтому я отпустил большую их часть, остановился на математике и мультивселенской истории, бросил попытки узнать все.
Подумывал я о том, чтобы открыть свое дело. Но чтобы получать от бизнеса удовольствие, надо быть бизнесменом в душе. Деньги у меня были; я мог добиться только их потери. В случае выигрыша я нипочем бы не узнал, не результат ли это такого приказа (от любого правительства, откуда угодно): с супругом императрицы нельзя конкурировать, а убытки ваши будут возмещены.
То же самое с покером. Я ввел эту игру, и она довольно быстро прижилась. Вскоре я обнаружил, что не могу больше играть серьезно, а иначе нет смысла. Когда владеешь морем денег, потерять или добавить несколько капель не значит НИЧЕГО.
Тут мне стоит кое-что объяснить: «цивильный лист» Ее Мудрости был, может, и не столь велик, как траты многих крупных транжир на Центре; живут здесь богато. Но он был величины такой, какой хотелось Стар, неисчерпаемым источником богатства. Не знаю, сколько миров оплачивали все счета, но, допустим, тысяч двадцать по три миллиарда людей в каждом… Вообще-то их было больше.
По пенни с каждого из 60.000.000.000.000 людей даст шестьсот миллиардов долларов. Цифры эти не означают ничего, просто показывают, что если распределить все так, что никто ничего и не почувствует, в результате все равно получается денег больше, чем я мог потратить. Неуправление Стар своей не-Империей стоило, полагаю, недешево. Но личные ее и мои траты, сколь угодно большие, не имели значения.
Царь Мидас потерял к своей копилке всякий интерес. Я тоже.
Нет, я тратил деньги. (Хотя не прикасался к ним ни разу – необязательно). Наш «шалаш» – не стану называть его дворцом – был соединен со спортзалом, оборудованным почище зала любого университета; по моей просьбе добавили еще salle d'armes [80], и я много занимался фехтованием, баловался чуть не, каждый день с любым видом оружия. По моему заказу были изготовлены рапиры, достойные Леди Вивамус, и мне по очереди помогали лучшие мастера клинка нескольких миров. Я велел построить еще и стрельбище, лук мой подобрали в пещере Перехода на Карт-Хокеще, и я тренировался в стрельбе из лука и другого наводящегося оружия. Да, деньги я тратил, как хотел.
Но радости от этого было мало.
Как-то днем сидел я в своем кабинете, ни черта не делая, а только поигрывая вазой, полной драгоценных камней.
Я когда-то недолго баловался ремеслом ювелира. Оно заинтересовало меня в средней школе; целое лето я проработал у ювелира. Я умею рисовать и был очарован красивыми камушками. Он одалживал мне книги, я доставал в библиотеках другие – а однажды он выполнил один из моих рисунков в камнях.
